Christ Civilization

Иерархическая модель управления в церкви и государстве изживает себя даже по причине роста числа людей. В моём городе - обычный районный центр - живёт больше людей, чем в Константинополе 4 века.

Есть совершенно конкретные ограничения человеческого разума, психики. Например, число Данбара (оценивается от 100 до 230, обычно 150) - число постоянных социальных связей, которые человек может поддерживать. Можно ли управлять страной/поместной церковью, общаясь со 150 подчинёнными? При слишком большом размере или количестве людей приходится выбирать:

1. либо ты расширяешь этот круг, упуская что-то из виду, уже будучи не в состоянии распознать ложь, порок, предательство, пытаешься навести эффективность во взаимодействии (отсюда все эти регламенты, начальственный bitching, постоянные гонки, быстрее-быстрее, только по делу, у вас 1 минута, следующий), на самом деле убивая свою душу в этой жуткой суете и превращая какое-никакое сообщество в жуткий механизированный аппарат, у которого уже нет времени на рефлексию, развитие, что-то человеческое - он еле успевает бежать по проложенным рельсам к своему скорому краху из-за отсутствия обратной связи и из-за противоестественного ритма существования.


2. либо ты выстраиваешь многоэтажную систему, когда под каждым твоим подчинённым из этих 150 в 10 раз больше цепочек, чем в том же Константинополе 4 века. И это неизбежно вносит больше хаоса, больше ошибок, больше зла. Если в первом варианте начальственное лицо теряет свою власть из-за невозможности контролировать так много всего сразу, то здесь оно теряет власть из-за слишком большой разветвлённости иерархии.

Я вижу только один способ избежать этих недостатков иерархического управления в современном мире - прекратить выстраивать иерархию. Так много всего невозможно контролировать одной властной рукой. Число вопросов, которые решаются из центра надо уменьшать в десятки раз, отдавая всё остальное в полную автономию. Я не уверен, что если взять такое огромное общество как, например, Католическая церковь, то мы сможем найти хоть один вопрос, который Папа сможет эффективно контролировать для всей КЦ. 1 миллиард 229 миллионов человек. В 35 раз больше, чем население всей Византии в 6 веке - в пике её расцвета. В этом плане идея Поместных церквей более жизнеспособна, но число прихожан возросло так сильно, что даже на уровне епископа теряется контроль. Увеличить число епархий в несколько раз? И как будут принимать решения эти тысячи епископов? В таком случае фигура патриарха теряет смысл - он не сможет выполнять свои функции. Так где же рвать цепочку иерархии?

Последние много лет одна и та же мысль-наблюдение сильно меня занимает. Я стараюсь её ввернуть во всех разговорах, публичных выступлениях, один раз лет десять тому проговорил в ЖЖ, но не заметил, чтобы это кого-то всерьёз взволновало. А я уверен что это стоит того, чтобы всерьёз обеспокоиться. Особенно сейчас. Посмотришь на "события" с этой точки зрения и удивишься. Актуально потому что. Впрочем, оно всегда актуально.
Так вот эта мысль. В жизни человека очень важно то, как он относится к собственной смерти, а точнее к безсмертию. Никак не относиться к своей смерти он не может, и даже если заявляет об этом - мы ему не поверим.
Для себя я различаю 3 основных вида безсмертия. Первый - в своём прямом религиозном смысле. Жизнь после смерти. Вопрос Веры, он разработан достаточно подробно в каждом исповедании, и его я касаться не буду.
Второй вид - безсмертие атеиста. Простое и продуктивное безсмертие в детях и "безсмертных творениях". Хорошее, конструктивное безсмертие. Побуждает строить и жить. Но как же невесело при таком раскладе приходится бездетным и людям с неудавшейся карьерой.
И, наконец, третий вид. Как я обещал, актуальный. Это примитивное безсмертие популяции, присущее всему живому. Начиная с вирусов и бактерий, через споры, плесени, мхи и растения к животным и, наконец, к человеку. Тупое и мощное на первых порах, но безсмысленное в конечном итоге, потому что, победив соседей, оно принимается само за себя и само себя сжирает. В случае человека оно самое вредоносное и жестокое. Добро бы боролось всё человечество с какими нибудь, например, инопланетянами. Но нет, раздробились на расы, национальности, страны, общества, сообщества и давай распространяться и делить сферы влияния. И нет ничего сильнее и страшнее, потому что единственным мерилом добродетели становится абстрактное "благо отечества". Бросил всё на "алтарь отечества" - вот и свят, вот и послужил делу коллективного безсмертия. А значит и сам получил шанс стать безсмертным. Средства становятся неважны, в деле экспансии все средства хороши, лишь бы служили "святому" делу экспансии. Это архетипическое, как половой инстинкт, только сильнее и опаснее, потому что труднее распознаётся в дремлющем состоянии, а проснувшись не знает удержу и удовлетворения - речь ведь не о страстишках мелких, а о вечной жизни идёт. И не уберегает, как это сейчас окончательно прояснилось, ни интеллект, ни учёность, ни религиозность, ни тонкая душевная организация. Ни (что особенно обидно) просто быть хорошим человеком. Эпидемия, как чума и холера, поражает всех без разбора.
Что же я могу выставить против неё? Чувство вкуса? Узор на крыльях бабочки? Шевеленье облаков в июньском небе? Прелюдию Баха? Пройдёт и даже не заметит, а то и пнёт походя. Пожалуй, только можно посоветовать внимательно внутрь себя вглядеться и с ужасом обнаружить онкологическую поросль на стенках сосуда.

"Знайте же, что пояс, данный этому человеку как знак отличия, на котором висит в виде медали изображение мужского члена, есть символ дворянина; это тот знак, который отличает человека благородного происхождения от простолюдина". Этот парадокс показался мне до такой степени странным, что я не мог воздержаться от смеха. "Этот обычай представляется мне весьма странным, - возразил я, - ибо в нашем мире признаком благородного происхождения является право носить шпагу". Но хозяин, нисколько не смутившись, воскликнул: "О, мой маленький человечек! Как! Знатные люди вашей страны так стремятся выставить напоказ орудие, которое служит признаком палача, которое выковывается только с целью уничтожения, которое, наконец, есть заклятый враг всего живущего; и в то же время вы скрываете тот член, без которого мы бы не существовали: он есть Прометей всего живого и неутомимый исправитель ошибок природы. Несчастная страна, где позорно то, что напоминает о рождении, и почетно то, что говорит об уничтожении. И вы называете этот член позорной частью тела, как будто есть нечто более почетное, чем давать жизнь, и нечто более позорное, чем ее отнимать" (Сирано де Бержерак, "Иной свет", с подачи 4ur4ill).

Боже мой! Что это за люди у нас, серьёзно обсуждающие, можно ли совокупляться в те или иные периоды года, и при этом освящающие атомные ракеты по требованию? Что это за люди, считающие, что "Эммануэль" - это грех, а парад оружия, которое может живьём сжигать миллион людей за раз - это слава? Кто эти люди, которые считают, что если мужчина занимается сексом с другим мужчиной, которого он любит - это мерзость пред Господом, а если мужчина прокалывает штыком другого мужчину, которого он и видит-то впервые - это за други своя и христолюбивое воинство? Несчастная страна - и несчастная Церковь, где зло называют добром, а смерть - жизнью.

 

Я ни разу не слышал, чтобы о. Александр хоть кого-то осуждал. Зато однажды был свидетелем, как настоятель (тот самый сотрудник КГБ) распекал его в присутствии прихожан на улице, делая ему раздраженным голосом одно замечание за другим.  И снова было ощущение нахохлившейся птицы, которая только и ждет, когда можно будет вернуться к основным делам. Впрочем, он тогда не молчал, а отвечал четко, тихо и лаконично, в принципе, со всем соглашаясь, кивая. Помню, меня это сильно тогда удивило. Это был период, когда я считал, что раз не ответил как следует, не опроверг, значит признал вину. Постепенно до меня доходило, что одно из другого не вытекает.
Только однажды я видел его в сдержанном гневе.
Это было связано с историей об «инопланетянах». Она довольно-таки комична.
( Collapse )